О возможности синтеза формационного и цивилизационного подходов
Крушение социализма в стране вызвало неизбежную смену парадигм в обществознании. Одним из проявлений этого стало широкое применение в толковании истории цивилизационного подхода. Объективности ради замечу, что критика формационной теории кроме политических причин была обусловлена утверждением в советском обществоведении догматического варианта марксизма-ленинизма. Основные пороки пятичленной теории общественно-экономических формаций сводились к неадекватности объяснения формационных скачков в истории отдельных народов и явном европоцентризме.
Термин “цивилизация” ввели в оборот французские просветители, и начиная с 1775 г., он почти в идентичном виде вошел в основные европейские языки. Вариантов определения понятия множество, но концепция цивилизации подразумевает три черты, три антропологических аксиомы XIX в. : 1). Психологическую общность (lato sensu). 2). Глубокую общность исторических судеб. 3). Долгосрочную
культурную общность. На практике мы имеем дело с понятием “цивилизация” как локальная (региональная) общность и как единая история человечества распростившегося с дикостью. Одна из своеобразных черт онтологии понятия второй половины XX в. - взаимопроникновение терминов “цивилизация” и “культура”. Доминирует понимание “культуры” как ранней стадии цивилизации. Известный французский историк П. Шоню предлагает в качестве критерия перехода введение письменности. Г. У. Хьюз на базе антропологических характеристик определил существование в мире на 1500 г. 76 пространственно-культурных систем, из которых 63 он отнес к “культурам” и 13 к “цивилизациям”.1В России институализация цивилизационного подхода выразилась, в частности, в разработке в1990 гг. курсов “История мировых цивилизаций”, подготовке соответствующих учебных пособий как для средней, так и высшей школы. Накопившийся опыт позволяет подвести некоторые итоги и наметить перспективы в этой работе.
Авторы учебников по курсам “История мировых цивилизаций” и “Человек и общество” пошли либо по пути синтеза марксистской формационной теории и стадиальной версии цивилизационного подхода, либо заимствуя западные (в основном французских историков и А. Дж. Тойнби) разработки локальных цивилизаций, либо сочетая и то и другое. Я не касаюсь многочисленных фактических ошибок, что вполне объяснимо для монографических учебников (невозможно одинаково качественно раскрыть столь сложные темы) и составом авторских коллективов (как правило, методисты и обществоведы). Речь о концептуальных началах. И здесь наиболее удачными выглядят опыты адептов последнего направления, когда для характеристики добуржуазных обществ Запада и Востока используется теория локальных цивилизаций, а для последующих этапов наработанные схемы теории “индустриального общества” и марксистского анализа капитализма.
Хороший пример такого рода - школьный учебник В. М. Хачатурян.
2 Достоинство работы - минимальные логические противоречия, связная картина мировой истории с учетом региональных особенностей, многофакторный подход. Особо отмечу последнее, так как увлечение менталитетом, культурными феноменами привело к недооценке многими авторами (прежде всего в разделах локальных цивилизаций) влияния экономики и материальных основ жизни. Явно проигрывают учебники, игнорируя достижения в области исторической демографии (особенности демографической модели традиционного, переходного и индустриального обществ). Моя задача состоит в том, чтобы обратить внимание на эвристические возможности некоторых марксистских и немарксистских концепций оказавшихся за бортом внимания методистов.Наиболее успешной попыткой объяснить межформационные скачки в ортодоксально-марксистских рамках стала концепция “предельного региона” М. А. Барга (1960-70 гг.). Суть её сводилась к тому, что закон последовательной смены пяти формаций применим ни к каждой стране, а к региону. Если в Германии или Киевской Руси не существовал рабовладельческий строй, то это отнюдь не опровергает классическую схему. В масштабах римской Европы, куда территории Германии и Руси входили на правах периферии, закономерность все-таки реализовалась.
3 Близка по смыслу к теории Барга гипотеза Ю. И. Семенова и Н. А. Симонии о роли надстройки применительно к теории формационного перехода. По их мнению, прорыв к новой формации в классовых обществах всегда происходил на периферии господствующей, так как прочность старых отношений в центре региона объяснялась грузом психологических пережитков.4 Стоит упомянуть также трактовку категории “многоукладности” А. Левковским как особого периода относительного равновесия укладов.5 Она позволяла снять проблему формационного соотнесения переходных обществ.Самый радикальный выход из указанных противоречий предложил в 1970-80 гг. синолог В. П. Илюшечкин. Он полагал, что в своей истории человечество прошло четыре “основные стадии общественной эволюции” : первобытно-общинная, добуржуазная, буржуазная и коммунистическая. Наиболее оригинальной в его теории была концепция добуржуазного общества, которое характеризовалось с политэкономической точки зрения
сосуществованием трех главных видов рент : частнособственнической земельной и личностной, ренты-налога. В зависимости от преобладания одной из этих рент складываются общества известные нам из курсов древней и средневековой истории : восточное или т. н. азиатский способ производства, рабовладельческое и феодальное. Все они являются формами единой добуржуазной формации, равноправными с точки зрения стадиальной соотнесенности. При этом возможно преобразование одной формы в другую, что хорошо демонстрирует, по мнению В. П. Илюшечкина, китайское общество.6Однако ни эти марксистские гипотезы, ни глубокие размышления Н. А. Чистозвонова о “трансстадиальных стадиях генезиса капитализма”
7 в рамках ортодоксального марксизма так и не стали достоянием не только учебной литературы, но и широкой научной общественности.При характеристике буржуазного этапа развития мировой цивилизации широко используется теория “стадий экономического роста” специалиста в области экономической истории Великобритании XIX в. У. Ростоу. Но как и у самого автора, построения наших обществоведов грешат необоснованными упрощениями и концептуальными неточностями
8. Наибольшие сложности возникают при определении исторического места социализма. На помощь призывается концепция “модернизации”, а по сути разновидность теории “конвергенции”. В этом случае социалистический эксперимент предстает как пример ускоренной, революционной индустриализации с целью подтягивания к экономическому и технологическому уровню передовых промышленно-развитых стран, а развитие капитализма как магистральное направление истории человечества. В связи с этими замечаниями представляет интерес синтез последних достижений историков в области изучения генезиса европейского капитализма и его превращения в фактор мировой политики американского социолога И. Валлерстайна.9Главное гносеологическое отличие его подхода - выбор в качестве единицы анализа обширной мета-системы, в центре которой находилась Западная Европа. Эта система рассматривается как уникальное явление в мировой цивилизации. Теорию Валлерстайна можно отнести к варианту концепции стадиальной цивилизации. С точки зрения американца, генезис и складывание “европейской мир-экономики” приходится примерно на 1450-1640 гг., когда сформировались основы капитализма как “социальной системы”, но не как способа производства.
Интерес представляет трактовка Валлерстайном перехода от традиционного общества к мир-экономике (капитализму) в течении “долгого шестнадцатого века”. Известен перечень наиболее важных процессов изменивших облик традиционного общества : “революция цен” (термин испанца Т. де Меркадо), “коммерческая революция” (Р. де Рупер), великие географические открытия с последующей колонизацией, появление национальных государств, Возрождение и Реформация, “научная революция”. Но из этих кирпичиков он попытался сложить свою постройку.
Почему именно Западная Европа смогла оказаться в центре этих процессов ? До Великих географических открытий она представляла собой локальную цивилизацию объединенную “мифом Римской империи”, определенным законодательным и культурным единством, а также христианской религией. Именно территориальные захваты, по мнению социолога, предотвратили неизбежный демографический коллапс(в рамках т. н. мальтузианского цикла) и экономическое сжатие с последующей анархией. Заокеанская экспансия в свою очередь объяснялась совпадением т. н. векового тренда и благоприятной среднесрочной, а также краткосрочной конъюктуры в отличии от средневекового Китая. Относительная слабость государства создала возможность многовариантного развития, в том числе рационализацию администрации в ряде западно-европейских стран, политической и экономической конкуренции между странами. Если первоначально ядром европейской мир-экономики были Иберийские державы, Северная Италия, Фландрия и Ганзейский союз, то в середине XVII в. центр переместился в Англию и Нидерланды. Территориальные захваты породили плантационное хозяйство, широкую работорговлю, стимулировали судостроение, рыболовство, горное дело. Массовые добровольные и принудительные миграции изменили этническую и геополитическую карты мира. Так были созданы предпосылки для технологического взрыва выковавшего промышленный базис мир-экономики.
Консолидация европейской мир-экономики происходит огрублено в 1640-1815 гг. Причем “никакая из великих революций XVIII в. - т. н. промышленная, французская, завоевание независимости Америками - не изменили фундаментально мировую капиталистическую систему. Они представляли собой её дальнейшую консолидацию и обогащение”.
10 Примерно в 1815-1917 гг. она трансформировалась в “современную мир-экономику” на базе машинной индустрии. Процесс упрочения глобальной капиталистической системы занял все ХХ столетие.Специфика мир-экономики заключается в сочетании единообразной экономической организации (капитализм как системообразующий фактор) с поливариантностью политических режимов и многополюсностью политической власти. В зависимости от степени накопления капитала и иерархии задач национальных элит, мир-экономика делится на ядро, периферию и полупериферию. Такая классификация отражает реальное международное разделение труда основанное на особенностях социальной организации производства, способах извлечения и распределения прибавочного продукта, а также экологического своеобразия районов земного шара. Практическими критериями для определения статуса конкретного государства служат степень сложности экономической деятельности, мощь государственной машины, уровень культурной интеграции и др.
По этой схеме Россия, включенная в мир-экономику в XVIII в., в течении нового и новейшего времени балансировала на тонкой грани разделявшей полупериферию и периферию. Она являлась объектом эксплуатации со стороны стран ядра, экономически и политически подчиненной ему, зоной производства и сбыта второсортных товаров. Главное, что отличало Россию от периферийных стран, была сильная государственная машина, дававшая относительную самостоятельность её элите. Даже в ХХ в. социалистические страны оставались частью мир-экономики, так как не являли собой пример повсеместного распространения свободного труда. Именно этим Валлерстайн объяснил легкость краха европейского социализма в 1980-1990 гг.
11Какие выводы ? Во-первых, с методической точки зрения уместно продолжить синтез формационной теории и немарксистских концепций исторического развития. Известное различие научных и методических задач, переходный характер периода, позволяет допустить такую эклектику. Во-вторых, необходимо привести в соответствие с общепринятой на Западе периодизацию средневековья и нового времени. Тем более, что в ходе дискуссии
по проблеме, развернувшейся на страницах журнала “Новая и новейшая история”, многие участники высказались в пользу этого. В-третьих, для характеристики эволюции индустриального общества следует включить некоторые положения И. Валлерстайна.____________________________
1
Chaunu P. L’historien dans tous ses etats / Paris, 1984. Р. 135-136.2
Хачатурян В. М. История мировых цивилизаций с древнейших времен до начала ХХ века. М., 1997.3
См., напр.: Барг М. А. Общественно-экономическая формация в свете нового исторического знания // Средние века. Вып.55. М., 1992. С. 31-38.4
Симония Н. А. Страны Востока : пути развития. М., 1975. С. 146-153.5
Левковский А. И. Социальная структура развивающихся стран. М., 1968. С. 12-16.6
См., напр.: Илюшечкин В. П. Рентный способ эксплуатации в добуржуазных обществах древности, средневековья и нового времени. М., 1971. С. 31.7
См.: Чистозвонов Н. А. Генезис капитализма : проблемы методологии. М., 1985.8
См., напр., критику Ростоу за неисторизм и статичный подход к проблемам прошлого французским историком П. Виляром : Vilar P. Crecimiento y desarrollo. Economia e historia. Reflexiones sobre el caso espanol. Barcelona, 1976. Р. 410.9
Wallerstein I. The Modern World-System. T. I. Capitalist Agriculture and the Origins of the World-Economy in the Sixteenth Century / New-York, 1974, T. II. Mercantilism and the Consolidation of tne European World-Economy, 1600-1750. New-York, 1980, T. III. The Second Era of Great Expansion of the Capitalist World-Economy, 1730-1840s. New-York, 1989.10
Wallerstain I. Op. cit., T. III. Р. 256.11
Валлерстайн И. Россия и капиталистическая экономика // Свободная мысль, 1996, № 5. С. 40.